Под древо шиншапа вернулся монарх благородный
И мертвеца того снова на спину поднял —
— «Тяжелый покойничек ты и мертвецки холодный,
Но слово моё непреложно.»: правитель сказал.

И тут ему молвил Ветала, что был в мёртвом теле —
— «О, царь Пратиштханы: не всуе я в трупе сижу.
От скуки рутинной идёшь ты во тьме еле-еле:
Историю славную я тебе вновь расскажу.

О благородном Видьядхаре

Есть в мире под Солнцем гора — всяких гор повелитель.
Одет этот пик в белый снег, лед а также гранит.
Он редкой красы минералов являет обитель:
Скрывает от всех он сапфиры и александрит;

Рубины и око соколье а также топазы;
И залежи яшмы скрывает и горный хрусталь;
В нём есть изумруды редчайшие и хризопразы:
Поэтому он для людишек доступен едва ль…

Для Ганги и Гаури, что две Великих Богини
Приходится пик этот славный родимым отцом.
Вскарабкаться вверх не смогли и почить на вершине
Герои великие, пав на гранит вниз лицом…

Он гордо стоит, возвышаясь над всеми горами.
Усыпанный снегом небесным, он слепит глаза.
Великий, незыблемый он, обдуваем ветрами:
При виде его проступает невольно слеза.

Зовут Химаван этот пик. Его вечная слава
Поётся в ведических гимнах не всуе видать.
Он обеспечил на долгую жизнь себе право:
Веков миллионы он всё продолжает стоять.

На склонах его расположен безмерно великий
Красивейший град Канчанапур иль Град Золотой.
Он вверх возвышается, словно дракон многоликий
И слепит невольно глаза своей кровлей златой.

В достаточно давнее время в том граде прекрасном
Жил Джимутакету, что Видьядхаров монарх.
Весьма утвердившись в правленьи своём полновластном
Он был словно второй Махендра — Богов иерарх.

В дворцовом саду у царя росло вещее древо:
Маноратхадаяка имя носило оно.
Оно исполняло желанья направо-налево:
Всё, что пожелали и боле ещё заодно.

Молитвы читая свои, король Джимутакету
То древо умилостивил, словно бы Божество:
И так родился у царя, преисполненный свету,
Прекраснейший отпрыск, Нетленных Миров существо.

Джимутаваханой царевича все окрестили.
И был он ко всем существам сострадания полн.
Деянья его всем шаблонам привычным претили:
Он Милости был океан, преисполненный волн.

Он помня весьма досконально свои воплощенья,
В себе Бодхисаттвы частицу незримо носил
В деяниях щедр, он был образцом всепрощенья,
К наставникам, гуру он очень почтителен был.

Когда поры юности этот достигнул царевич,
Отец, побуждаем министрами, свитой своей,
Сказал своим подданным — «Этот младой цесаревич,
Всех качеств исполнен, достоин короны моей

И так, царь помазал Джимутавахану на царство
А после того все министры явились к нему —
«Прими же поклоны от нас, о, глава государства
Не будет преград пусть же царствованью твоему!

Твоё это пожелай-древо исполнит желанья:
Оно не доступно ни для одного существа.
Ему поклоненье творить приложи ты старанья:
Молитвы твори ему, словно бы для Божества

Пока оно здесь, одолеть ни за что нас не может
Сам Тысячеокий Махендра, Владыка Богов
Иной покорить наше царство тем паче не сможет
И мы не имеем поэтому внешних врагов.

Их выслушав, юный правитель подумал про это —
— «Хотя наши предки и древо сие обрели,
Которое в хрониках наших древнейших воспето,
Приносит оно, к сожалению, только нули.

Они, унижаясь, просили исполнить хотенья,
Своим эгоизмом которые порождены,
И, тем благородное, светлое чудо-растенье
Они унижали, страстей и желаний полны.

Желания всех исполняя, то пожелай-древо,
Маноратхадаяка, может избавить от бедств.
Его, что нектар источает направо-налево
Использую я ради блага различных существ.»

Решение это предприняв, Джимутавахана
Промолвил такие слова отцу с глазу на глаз —
— «Известно тебе, что в волнах бытия океана
Всё непостоянно: здесь время не милует нас!

Здесь всё преходяще, имея конец и начало
Особенно молния, счастье и краски зари.
Мелькнули они пред глазами и вновь их не стало,
Сокрыты, как-будто за створками тайной двери.

Одно в этом мире лишь вечно и несокрушимо:
То помощь другим, что есть корень различнейших благ.
В том кроется слава, что словно гора — нерушима,
И высоко взвившийся вверх благочестия флаг.

Заради чего из-за глупой погони за счастьем
Мы пожелай-древо сокрыли в саду у дворца?
Где все наши предки, гордившиеся самовластьем,
Что древо то охраняли, шедевр Творца?

«Моё это древо, моё!!!: так они утверждали.
Но где ж они сами теперь: не могу я понять?
И что оно ныне для них, когда все они пали?
Так пусть же оно будет весь этот мир осенять.

Позволь же, о, батюшка, чтоб это пожелай-древо
Собой сослужило для цели, весьма непростой:
Пускай исполняет желанья направо-налево
Для всех во Вселенной!»: сказал отцу этот святой.

Отец согласился на это и сыну промолвил —
«Пусть всё так и будет, сыночек, как ты говоришь!»
Тогда сын сложил свои длани и дереву молвил —
— «О, древо желаний, мои ты молитвы услышь!:

О, древо божественное, Маноратхадаяка!
Ты предков хотения все исполняло всегда
Желанье иное совсем я имею, однако:
Пускай же исчезнет в миру нищета и беда!

А после того, как исполнишь моё ты желанье
Куда пожелает душа, отправляйся тотчас!»
Когда говорить он закончил, сложив вместе длани,
Тотчас же раздался из вещего дерева глас —

— «Меня отпустил ты, и я удаляюсь тотчас же!»
И пожелай-древо в тот миг вознеслось в Небеса
Оно, находясь в эйфории и творческом раже,
Пролило богатства затмив свои все чудеса

Тогда не осталось и маленькой тени несчастья.
Покой воцарился повсюду в миру под Луной:
Ведь даже томимые мукой изведали счастье,
И так не осталось несчастных на тверди земной…

И, так, о Джимутавахане великая слава
Распространилась лавиной по всем трём мирам —
«Сын Джимутакету — само Сострадание, право
Великое счастье, конечно, доставил он нам!

Но этот поступок великий Джимутаваханы
Привел в возмущение страшное весь его род.
В своей дикой злобе они, до безумия рьяны,
Собрались на битву и двинулись скопом вперёд,

Чтоб царство их завоевать. Зрея ясно всё это,
Джимутавахана промолвил такие слова —
— «Желают нас жадные родичи выжить со света:
В миру под Луною идея сия — не нова…

Коль, батюшка, выйдешь ты с ними, устроив сраженье,
То кто устоять сможет против твоих сильных рук?
Вне всяких сомнений, потерпят они пораженье
Как-будто орешки, те наземь попадают вдруг.

Кому нужно царство путём убиения близких:
Заради того, чтобы бренную плоть ублажать?
Для родичей жадных и злобных и помыслом низких
Постылое царство, отец мой, как нам не отдать?

Давай удалимся с тобой мы на лоно природы,
Чтоб Вечную Дхарму блюсти ради блага существ.
Пускай же проводят в своих наслаждениях годы
Те родичи наши и, может, спасутся от бедств?

Убогие, алчные, полные зависти чёрной,
Достойные жалости родичи пусть расцветут.
Они, пребывая, как черви во тьме иллюзорной,
Пускай наше царство на радость себе обретут!»

Ответил отец ему — «Это великое царство
Желал я, сынок дорогой, только ради тебя.
Но, раз отказался ты от этого государства,
Исполненный милости Божьей, существ всех любя,

Зачем оно мне, пожилому: скажу я по-праву?»
Джимутавахана согласье на то получив,
С отцом своим вместе и с матерью бросил державу,
Являя тем самым весьма благородный мотив.

В Малайские горы отправились все они, трое
И ашрам построили там, где тёк быстрый ручей.
То место, как-будто бы райское царство второе,
Было живописно, как будто бы пир для очей.

В долине того ручейка росла роща сандала,
Иных дерев множество, пышно являвших свой цвет:
Они украшали места своего ареала,
Сводя все достоинства разных пейзажей на нет.

Там всё, утопая в цветах, красотой феерило,
И всю атмосферу собой наполнял аромат.
Семейство Джимутаваханы то место обжило,
Где пение птиц раздавалось на всяческий лад.

Там жил один юноша звали его — Митравасу:
Джимутавахана и он свою дружбу вели.
Отец того юноши был сиддхов царь — Вишвавасу:
Немного поодаль они друг от друга жили.

Джимутавахана однажды, блуждая по чаще,
Увидел храм Гаури, что на опушке стоял,
Но вдруг он застыл, словно древо со взглядом горящим:
Прекрасную девицу он рядышком увидал.

Та в сопровожденьи служанок, окружена свитой,
Пришла помолиться Богине, Владычице Гор
Молитвы та пела Богине, весьма знаменитой,
Играя на вине и ей подпевал женский хор.

Заслушавшись звуком мелодии этой прекрасной,
Застыли газели, то слыша как сон наяву.
Они оробели при виде той девицы красной,
Зелёную есть перестав в одночасьи траву.

Прекрасные очи красавицы черного цвета
Неудержимо стремились достигнуть ушей,
Как-будто рать Пандавов или же Воинство Света
Стремилось до Карны, сжимая древки бердышей.

Теснясь под одеждой, две груди, прекрасны собою
Как-будто пытались той деве в лицо заглянуть,
Которое было сравнимо лишь с полной Луною,
Творит что на небе ночном свой таинственный путь…

На талии девушки складочки три красовались,
Оставленные невзначай поспешившим Творцом.
Они, как следы от перстов его пооставались,
Когда Он лепил её образ с довольным лицом.

Как только увидел ту деву Джимутавахана,
Та тропкой, оставленной взглядом, вошла в его суть,
И, тут же похитила сердце его невозбранно,
Оставив пустой изнутри добра молодца грудь.

Она же узрела его, тех лесов украшенье,
Подобного Богу Любви, источнику мук.
Её поразили тотчас же любовь и смущенье
И вина упала на землю из девичьих рук…

Умолкла она и подружка её в одночасьи:
Встревоженны сильно, они замерли, как столпы;
Другие девицы своё прекратили участье:
Внезапно умолк хор её окружавшей толпы.

Джимутавахана спросил, подойдя у подружки —
— «Что это за девица с луноподобным лицом?
От песен её мои ушки сошлись на макушке…
Она — эталон красоты, сотворённый Творцом!

Какое счастливое имя она носит, кстати,
И чей славный род изволяет она украшать?
Подружка ответила — «Звут её Малаявати,
А сиддхов владыка изволит её защищать:

:Отцом ей приходится славный монарх Вишвавасу,
Который своей милой дочью весьма дорожит.
Имеет и брата она — его звут Митравасу:
Она вместе с ним и отцом здесь живёт — не тужит.

Отшельника сын стоял рядом с Джимутаваханой
Подружка царевны ему задала свой вопрос —
— «С тобой стоит парень, чей вид не имеет изъяна
Зовут его как? Чей он будет? Скажи нам всерьёз.»

Ответил отшельника сын на вопрос той девицы,
И сиддхов царевне подружка сказала тогда —
— «К нам сам Видьядхаров правитель изволил явиться
Он, превозносим в трёх мирах, пришёл лично сюда!

Почётного гостя, что прибыл Судьбы повеленьем
Изволь же, подружка моя дорогая, принять!»
Но, всё же царевна, объята великим смущеньем,
Свой взгляд уронила на землю, не в силах поднять

Сказала подружка при этом — «Все знаки почёта
Сама окажу я тебе ведь стыдлива она
Ведь необходима при встрече почтения нота…»
И гостя гирляндой цветов одарила она.

А сам же Джимутавахана, исполнен отрады,
Украсил ей сиддхов царевну у всех на очах
Она же в ответ посылала ему свои взгляды:
Неслышно для всех она в сердце промолвила — «Ах!»

Когда совершился без мантр обряд этот брачный
Джимутаваханы и дочери сиддхов царя,
Явилась служанка в момент, донельзя неудачный —
— «Принцесса, тебя хочет видеть супруга царя!»

Услышав слова той служанки, младая принцесса
Свой взгляд оторвав от любимого с болью большой,
Покинула сень того дивного вешнего леса
И в дом свой направилась, сильно страдая душой.

Джимутавахана ушёл в свою сторону тоже
Но, всё же, душа его вместе с царевной ушла:
Он шел по тропинке в свой ашрам и думал — «О, Боже!
Стрела Купидона меня остриём обожгла!»

Малаявати, узрев свою мать-королеву,
Вернулась сама не своя вновь в покои свои:
Разлука с любимым терзала ту юную деву,
Сравнима всей сутью с отравой смертельной змеи

На ложе она повалилась, объятая мукой,
И дым от пылающей страсти слепил ей глаза,
А сердце в агонии мучилось этой разлукой,
Текла из очей бесконечным потоком слеза…

От этой агонии кровь в её жилах кипела
И пар исторгала как-будто бы гейзер в горах;
Нагрелось весьма этой девы прекрасное тело,
Оставив её окружение не при делах…

Подружки её умащали сандаловой пастой
И лотоса листья ложили на тело её.
Махали они опахалами перед ней часто,
Но не смогли остудить они этим её.

Она стала словно сама на себя не похожа,
И не смогла утолить свою жаркую страсть
Ни на коленях подруги, ни сидя ни лёжа,
Ни песнями и не молитвой: ну просто — напасть!

Тем временем день миновал, Солнце вниз закатилось,
Окрасив черту горизонта в малиновый цвет;
Победой горда, в тёмном небе Луна засветилась
Влияние Солнца сводя этим самым на нет.

Любовь побуждала красавицу Малаявати
Любимому весточку о своих чувствах послать:
Тому помешала стыдливость той девы, некстати,
И сердце её, словно горн, продолжало пылать.

Она провела эту ночь, словно лотос открытый,
Который закрыться с восходом Луны не сумел.
Сомнений летающий рой, до ужаса сердитый,
В сознании девы кружился и громко гудел…

Но это одна половина ночного кошмара:
Джимутавахане помучиться также пришлось.
Цветочного Лука Властитель, Божественный Смара
В ладони держал его сердце, что к деве рвалось.

Хотя и недавно совсем это чувство возникло,
Но он уже весь, словно мела кусок, побледнел.
Напоенна болью, в него стрела Камы проникла:
Не в силах сказать что-нибудь, Видьядхара немел.

Рождённые болью разлуки, лишь тихие стоны
Из уст вырывались его в эту длинную ночь…
Но вот, наконец Солнцем Красным, поутру сражённы,
Луна и все звезды в изгнанье отправились прочь.

Джимутавахана, палимый стрелою цветочной,
В тот самый храм Гаури быстро направил свой шаг.
Там сын мудреца, с ним повязанный дружбою прочной,
Его утешал, пожелая удачи и благ.

Тем временем, тайно и к этому самому храму,
Малаявати явилась ни свет ни заря.
Она не узрела поодаль Джимутавахану,
В полымени жарком ужасной разлуки горя.

Она, заливаясь слезами, воззвала к Богине —
— «Богиня, к Тебе я исполненна преданности:
:Пусть в следующем воплощении, если не ныне
Джимутавахану Ты мне помоги обрести!»

Окончив молитву, накидку сняла дорогую;
На ветви ашоки её завязала в петлю,
Потом затянула на шее петлю ту тугую,
Воскликнув — «Джимутавахана, тебя я люблю!

Прославился ты в трёх мирах состраданьем безмерным,
Но от страданий меня ты спасти не сумел…»
Сказала Гаури из Неба — «Поступком неверным
Себе заработаешь ты несчастливый удел!

О, Малаявати, твоё Я исполню желанье:
Всех видиядхаров царя ты получишь в мужья.
Он Неба Веленьем тебе предназначен был ранее
Сними же петлю поскорее, о, дочка Моя!»

Внимал тому гласу Богини Джимутавахана,
И с сыном отшельника перед принцессой восстал.
Царевне в петле друг промолвил — «Джимутавахана
По воле Богини, как джинн пред тобою предстал!

Любовь заключив свою в нежном и ласковом слове,
Джимутавахана с её шеи сбросил петлю,
И Малаявати была вне себя от любови,
Не зная, что вымолвить даже тому королю.

Стояла в смущеньи она, красной краской залившись,
Ногою узоры чертя на земле под собой…
И, в это же самое время подружка принцессы, явившись
Воскликнула радостно — «Я принеслась за тобой!

Ты выглядишь очень счастливо, но радость поболе
Тебя ожидает: ведь цель твоя очень близка.
Отцу твоему, сопричастному к царственной доле
Сказал его сын, Митравасу — «Царь, издалека

Пришёл в края наши великий Джимутавахана
Что пожелай-древо пожертвовал для всех людей
Его добродетель объяла простор океана
Он милости полон а также высоких идей

Как гостя высокого нам его принять бы нужно
А кроме того этот парень жених хоть куда
Как знак дружелюбья нам в жёны отдать ему нужно
Прекрасную Малаявати.» Царь молвил — «О, да!»

Твой брат Митравасу отправился с радостной вестью
В дом Джимутакету, в чьих жилах течёт кровь царя.
Сегодня ту свадьбу отец твой отпразднует с честью,
И ждёт того мига, огромным желаньем горя.

Поэтому ты поспеши во дворец поскорее,
А гость наш достойный вернётся обратно в свой дом…»
Грустя в одночасьи а также душой своей рея,
Ушла эта девица в сторону царских хором.

Ушел в направлении дома Джимутавахана,
И выслушал от Митравасу желанную речь.
В ответ он ему рассказал безо лжи и обмана
Истории в мелких подробностях прошлых их встреч,

Где в прошлом рожденьи они были также друзьями,
Сестра ж Митравасу ему была в прошлом женой;
Аристократичными были те двое князьями
В своем воплощении том, что уже за спиной…

А после сказал Митравасу родителям друга
Об этой женитьбе их сына на дочке царя.
Поздравили все они вместе с радушьем друг друга,
Узреть эту свадьбу желаньем огромным горя.

Из дома родителей друга забрал Митравасу,
И всё приготовил для свадьбы, открыв закрома.
И в этот же день сообразно счастливому часу,
Устроил он свадьбу, где было всё пышно весьма.

И так, тот король видьядхаров и сиддхов принцесса
Удачно весьма сочетавшись, довольны были;
Они наслаждались в сени живописного леса;
Любовью объяты, те счастливо очень жили…

И, вот, Митравасу однажды с Джимутаваханой,
Чтоб время своё провести, вышли в лес погулять:
Тот лес живописный на бреге стоял океана,
Который шумел, принося в этот край благодать…

Но, вдруг возникает картина, что полна ужасу:
Весь брег океана составили груды костей.
Джимутавахана, опешив, спросил Митравасу —
— «Моё сердце сжалось, мой друг, от таких новостей

Каким существам эти косточки принадлежали?»
На этот вопрос шурин дал надлежащий ответ —
— «Сейчас мы отправимся в Прошлого дальние дали
На многие-многие сотни и тысячи лет.

Однажды, праматерь всех змеев, Кашьяпы супруга,
Великая Кадру известный тот выиграла спор:
Богиня Вината, сестричка её и подруга
К ней в рабство попала, терпя несравнимый позор;

Её сын Гаруда, великая, смелая птица,
От рабства её от позорного освободил.
Но на свою тётку, на Кадру он продолжал злиться,
И многих сынов её заради пищи убил.

В Паталу, в подземный мир змеев налёты творил он.
И многих из змеев безжалостно он пожирал:
Кого-то заради обычной забавы убил он,
А кто-то из них, объят ужасом, сам умирал.

Всех змей повелитель, Васуки, решил, что погибель
Настигнет уж скоро их род огнедышащих змей.
Сказал он Гаруде — «О, птица, приносишь ты гибель
И скоро наш род уничтожишь: ты совесть имей!

Тебе, ежедневно, Гаруда; я жертвовать стану
По одному нагу, чтоб так ты свой глад утолил.
Я их посылать буду ныне сюда, к океану,
Который лазурные воды в просторах разлил.

В подземный наш мир, на Паталу, Властитель Пернатых,
Ты боле не смей залетать: попрошу я тебя.
От змей, убиенных тобой, без вины виноватых,
Какое ты благо обрящешь?»: сказал змей, скорбя.

Властитель всех птиц во Вселенной, могучий Гаруда,
Условие змея приняв, улыбнулся в ответ.
С тех пор, ежедневно, явившись неясно откуда,
Он нага съедает, и так уже тысячи лет…

Голодный Гаруда, летя сюда, словно бы в гости,
Оставил за многие годы сей страшный пейзаж:
Его составляют собою змеиные кости,
Растут что до Неба как горы, ввергая в мандраж!»

Услышав от шурина древнее это преданье,
Джимутавахана от горя весьма помрачнел,
Держа в своём сердце большой океан состраданья,
Он шурину молвил, терпенья достигнув предел —

— «Царь змеев, Васуки, конечно, достоин бесчестья
За то, что, как трус, посылает на смерть свой народ.
Весьма малодушен царь нагов: посмею донесть я:
Ценой жизни змеев он свой защищает живот.

Имея аж тысячу уст, он сказать мог Гаруде —
— «Меня изволь первым сожрать, о, Владыка всех птиц!»
Но он не закрыл от опасности подданных грудью,
Поскольку его малодушье не знает границ.

Народ отдавая бездушно ему на съеденье,
Он пал весьма низко, позоря свой доблестный род.
Царя, несомненно, позорит сие поведенье,
Что страхом смердит и минорных исполненно нот.

Как можно быть столь безразличным, ведь долгие годы
Он слышал жён нагов надрывный, прерывистый плач?
Гаруда ж бесстрашный, поют в честь которого оды,
Что Кришне себя посвятил — настоящий палач.

Греховное дело такое для сына Винаты,
Я думаю, друг Митравасу: никак не к лицу.
И тот и другой, вне сомнения Правдой прокляты:
:Подобны по сути живому они мертвецу!»

Когда Видьядхара сказал, наконец, свои речи,
Желанье высокое в сердце родилось его —
— «Пожертвовать жизнью задачу возьму я на плечи,
И нага спасу от Гаруды: хотя б одного!»

Пока он так думал, приехал за ними возница,
Которого царь Вишвавасу за ними прислал,
Сказал видьядхара — «Пускай Митравасу садится,
А я чуть позднее вернусь!»: и всех благ пожелал.

Так, с теми словами, Джимутавахана простился
И Митравасу скорее к отцу отпустил.
А когда он, в колеснице сидя, удалился
Джимутавахана в раздумье по брегу бродил.

Но, вот, ветерок вдруг принёс с собой странные звуки:
Как-будто бы кто-то сходил от страданий с ума.
В них слышались боль без границ и ужасные муки:
Всё то опечалило видьядхару весьма.

Отправился он на тот звук, раздиравший сознанье.
Отрезок дороги пройдя, он узрел, наконец:
Главу опустив, и терпя в своём сердце страданья,
К утёсу шагает прекрасный обличьем юнец.

Почтенного возраста женщину юный мужчина
Просил возвратиться назад поскорее, домой.
Джимутавахана хотел разузнать: в чем причина,
И к ним подобрался, сокрывшись за леса стеной.

И так, он услышал, как женщина немолодая
От бремени горя что полностью изнемогла,
Сказала тому пареньку, от несчастья рыдая —
— «Какая же тяжесть на плечи старушьи легла!

О, мой Шанкхачуда, сынок, украшение рода,
Свое красотой уподобленный полной Луне:
Ты радость дарил для меня по сей день, год от года,
Великим страданьем доставшийся некогда мне!

Сынок дорогой мой, когда твоей жизни светило
Закатится за горизонт, жизнь отца твоего
Тогда станет чёрной как-будто густые чернила:
Какая же старость тогда ожидает его?

О, милый сынок, самоцвет средь всех змей, Шанкхачуда,
Как сможешь ты эту ужасную боль перенесть,
Когда пожирать тебя станет ужасный Гаруда,
Для племени нагов являющий лютую месть?

Ведь нежное тело твоё очень сильно страдает
Даже от солнечных яро палящих лучей.
Зачем царь Васуки решеньем своим обрывает
Твою череду полосатую дней и ночей,

Лишив меня своим приказом любимого сына,
Который, единственный, нашу семью украшал?
Зачем страшный жребий Творца и всех змей властелина,
Нам жизнь искалеча, как тягостный камень, упал?»

А сын уговаривал мать, что рыдала безмерно —
— «Пойми меня, матушка: горе огромно моё:
Я мучаюсь страшно и так. Ведь неспешно, но верно
Меня добивает жестокое слово твоё!

Вернись поскорее домой и меня уж не мучай!
Прими, наконец, ты от сына последний поклон!
Вот, близится время: летит мой убийца могучий,
Для племени нагов что ужаса стал эталон!»

Но, всё же старуха рыдала — «О, горе мне, горе!
Какой же храбрец моего Шанкхачуду спасёт?!»
Она обводила глазами и сушу и море,
И сердце, казалось, её разорвётся вот-вот.

Джимутавахана, собой что являл Боддхисаттву,
Исполнился весь состраданием к ним обоим.
Исполнен божественным светом, он дал себе клятву,
Трагедию эту объяв всем сознаньем своим —

— «Вот наг безотрадный, которого звут Шанкхачуда:
Он послан на смерть по приказу Васуки-царя.
Ещё лишь чуть-чуть, и его съест голодный Гаруда,
Расправу над юношей тем беспощадно творя!

А, вот, его мать предо мною, что горько рыдает.
Без сына единственного как она будет жить?
Весьма очевидно, что разум её покидает,
Который непросто в страданьи таком сохранить.

Я выручу змея-беднягу ценой своей плоти —
— Иначе, без спора: напрасно рожденье моё.
Гаруде, которому равного нету в полёте,
Отдам вместо нага я бренное тело своё!»

А, после того, подошёл он к той матери нага
И с нею попробовал он разговор завести
Послушай же, матушка, ты меня заради блага
Пришёл я сюда, чтобы сына твоего спасти!»

Она же подумала, что прилетел то Гаруда
И крикнула, в страхе трясясь — «Съешь, Царь Птиц, ты меня!
Тогда объяснил своей матери змей Шанкхачуда —
— «Напрасно боишься его ты как-будто огня.

Ужель ты не видишь, что лик его, с Месяцем схожий,
Который завис над Землей, улыбаясь в ночи?
На Таркшью-Гаруду совсем этот муж не похожий:
Он благость собой источает как-будто лучи!»

Джимутавахана промолвил — «Явился сюда я,
Чтоб сына твоёго из клюва Гаруды спасти.
Тебя попрошу я скорее, о, матерь благая,
Своёго сыночка родного домой увести!

Теперь тебя, мать, посетила Благая Надежда:
:Я тело Гаруде отдать на съедение рад,
Поскольку его сокрывает надёжно одежда
Не сможет понять он, что это был бал-маскарад.

Промолвила эта старушка — «Ты полн состраданья
Поэтому ты для меня, словно сын мой родной!»
Джимутавахана сказал им двоим в назиданье —
— «Я жажду за вас заплатить этой страшной ценой!»

Вмешался тогда Шанкхачуда — «Герой-видьядхара!
В твоём сострадании я убедился сейчас.
Никак не достоин, к несчастью я этого дара
И я не могу допустить, чтобы ты меня спас.

Какой смысл пешку спасать, ферзем жертву содеяв;
Иль камень обычный спасти, подложив самоцвет?
Три мира полны эгоистов, ничтожных пигмеев:
Дрожащими за свою жизнь переполнен весь свет.

Таких, как я много, но, всё-таки мало ничтожно
Великих Святых, что пекутся за все существа.
К тому же семьи моей честь: нету слов- непреложна:
Я должен исполнить правителя нагов слова,

Иначе я стану пятном на хрустальном зерцале,
Которое было всегда безупречно чисто.
Долги все верну тем отцу моему, Шанкхапале,
Всем предкам, царю: для меня это дело — свято!»

И так, возразив видьядхаре Джимутавахане
К своей старой матери наг обратил свою речь —
О, милая матушка, я говорил тебе ранее
Скорей уходи, ведь себя ты должна поберечь.

Ужель ты не зришь, моя мать, ту скалу «Гибель нага»:
Ужасное ложе, где змеи в погибель идут.
На этой кровавой скале нету места для блага:
Прилёта Гаруды там все обречённые ждут.

Пойду я покуда на берег, шумящий прибоем
И, Бога с Трезубцем почтив, поднимусь на скалу…»:
:Так молвил наг матери, что оглашала всё воем,
И двинулся Бога почтить, непричастный ко Злу.

Подумал Джимутавахана — «Коли этим часом
Появится Таркшья-Гаруда: победа моя.
Насытится птица голодная досыта мясом:
Пока он там молится, опережу его я!»

И с мыслями теми он стал забираться повыше,
Чтоб на Скалу Смерти залезть, пока молится наг:
Все звуки заметно замолкли и стало всё тише:
Затишье настало кругом, не суля собой благ…

И, вот, заметались деревья вдруг от урагана:
То крылья Гаруды подняли собой тот порыв.
Шуршали тревожно все листья — «Джимутавахана,
Гаруда ужасный летит, собой небо закрыв!

Не делай поступка такого! Скорей возвращайся!»
И то же глаголил, волнуясь седой океан —
— «О, славный Джимутавахана, скорее спускайся:
Летит страшный Таркшья-Гаруда, змеиный тиран!»

Вдруг небо внезапно померкло и тьма наступила:
:То крылья Гаруды закрыли пространство его.
И страшная птица Джимутавахану схватила,
И, в клюве держа, унесла за мгновенье его.

Царь Птиц полетел на вершину Малайского пика,
Где он собирался достойному жизнь оборвать.
Заполнив пространство все звуками страшного крика,
Гаруда принялся тотчас же его пожирать.

«Пусть в каждом моём воплощении жизнь моя эта
Послужит, конечно, для блага живущих существ.
Не нужно мне Освобожденье и Рая тенета:
:Пускай избавлять буду я всех живущих от бедств.»

Так думал Джимутавахана, живьём пожираем
И жители Неба смотрели всё то с высоты
Они говорили — «Мы дивное диво взираем!»
И сыпали на видьядхару потоком цветы

А тот самоцвет, что его украшал постоянно
Пред Малаявати упал, пред супругой его
«Беда приключилась как-видно с Джимутаваханой
Сей камень чело украшал муженька моего.

И, с теми словами, она самоцвет показала
Свекрови и свёкру, что были с ней рядом тогда
Джимутакету супруга на это сказала —
— «Сиял он на сына челе, словно в Небе — звезда.

Попал наш сыночек в беду: птиц властитель — Гаруда
За нага приняв, его жизни лишает сейчас!
Скорей поспешим мы на гору, чтоб не было худа:
Мгновение каждое ныне бесценно для нас!»

И в тотчас же те поспешили, прийдя в беспокойство.
Спасти чтоб Джимутавахану, к вершине горы.
На Смерти Скале Шанкхачуда, пришёл вдруг в расстройство
— «Джимутавахана, что красит собою миры,

Меня обошёл и отдал свою плоть на съеденье,
Ко мне, недостойному Божью являя любовь.
Гаруда унёс его: в том нет ни капли сомненья.
Вот здесь, под ногами его ещё свежая кровь.

Грех очень великий на мне, потому я скорее
Отправлюсь в то место, куда его Таркшья увлёк.
Коли поспешу, то живьём я, быть может узрею
Того видьядхару, который оставил порок.

Коль я его мёртвым застану — позор и бесчестье
Поглотят меня, как болото — лесного слона.
Вот, кровь я там вижу, на жёлтой земле редколесья:
Меня приведёт к Пожирателю Змеев она…»

Гаруда ж заметил, съедая Джимутавахану,
Что тот, удивляя собой, был безумно счастлив —
— «Сплошную собою напомнила плоть его рану,
Но радостен очень он и, к удивлению жив!

Его добродетель подобна бескрайнему морю:
Его плоть истерзанна мной, но он духом не пал —
— Свой рот растянул до ушей, непривязанный к горю.
Его каждый волос, как флаг в эйфории восстал!

И смотрит сей муж на меня с превеликой любовью
Как-будто бы я сотню лет благодетель его
Хоть я не привык предаваться с едой многословью,
Не буду обедать я им а спрошу-ка его…»

Сказал тут Джимутавахана — «Властитель пернатых,
Уже ли закончилось мясо моё на костях?
Смутился ты так почему, славный отпрыск Винаты?
Ты есть не стесняйся меня: у меня ты в гостях!»

Весьма удивился Гаруда и молвил — «Почтенный,
Скажи мне, пожалуйста: кто ты? Ты явно — не наг.
Я жажду услышать ответ и весьма откровенный…»
Джимутавахана ответил — «Конечно я наг!»

Вопросы твои неуместны. Весьма малодушно
Считается бросить в середине уж начатый путь
Без энтузиазма, Гаруда, ты выглядишь скушно
Ведь в змей поедании кроется вся твоя суть!»

Пока всё выслушивал то удивлённый Гаруда,
А видьядхара упрямо ему возражал,
Послышался голос: кричал это змей Шанкхачуда,
Который, запыхавшись, к этой вершине бежал —

— «Ты грех не спеши совершить, о, Властитель Пернатых.
Остановись же, пожалуйста: это не змей!»
И встал он меж видьядхарой и сыном Винаты,
Промолвив ещё раз — «Ты кушать его не посмей.

Я есмь эта жертва, тебе что назначил Васуки!»
Гаруда пришёл в замешательство от этих слов
И змей Шанкхачуда комично развёл свои руки —
— Ошибку свершил ты, Гаруда. Ну, просто — нет слов!

Чего ж ты смутился: ужель капюшон мой не видишь,
Или не узрел мой раздвоенный длинный язык?
Неужто, Гаруда ты видьядхару не видишь:
Насколько прекрасен его удивительный лик?»

Пока это наг говорил, прибыли на то место
Жена и родители видьядхары того.
Кровавая была устроена Таркшьей фиеста:
Вот тело Джимутаваханы, что еле живо.

И, видя, насколько разорвано птицею тело
Джимутаваханы, тотчас возрыдали они —
— «О, сын наш, Джимутавахана, ты жизнь отдал смело
Заради другого с желаньем остаться в тени.

О, как же посмел ты съесть нашего сына, Гаруда
Совсем не подумав, свершил ты ужасное зло!»
Подумал царь птиц — «Поступил я до ужаса худо
Я слышу их горестный плач и мне стыдно зело.

Джимутавахана, что носит в себе Боддхисаттву,
Во тьме пребывая, живьём я почти что сожрал!
Жестокости полн, я устроил кровавую жатву,
И тупо смотрел, как он передо мной умирал!

Джимутавахана, готовый пожертвовать жизнью
Заради другого, чья слава гремит в трёх мирах —
— Вот, он почти умер: я в Божьей теперь укоризне.
Теперь меня ест за сие преступление страх.

Изведал я ныне, сколь сладок и вкусом приятен
На беззакония древе отравленный плод.
Сам Бог Правосудья, который нелицеприятен
С чертями, наверное, рядом меня уже ждёт…»

Пока предавался таким размышленьям Гаруда,
Джимутавахана скончался от тягостных ран.
Отец вместе с матерью плачут и змей Шанкхачуда:
Несчастья великого их поглотил океан…

А Малаявати, супруга Джимутаваханы,
Свой взгляд обратив на супруга, Богиню винит —
— «Вот, тело Джимутаваханы покинули праны:
Оставил жестокий наш мир он как Солнце — зенит!

Зачем же, о, Гаури, Ты обещала мне мужа,
Который над Видьядхарами власть обретёт?
Напрасного ведь обещанья что может быть хуже:
Оно из сердец, что раскрылись всю веру крадёт!»

И, вот, пред вдовою явилась Богиня Благая,
И молвила — «О, Малаявати, дочка моя!
От бед и несчастий тебя всегда оберегая,
Промолвлю тебе я — «Та речь не напрасна моя!»

И с теми словами богиня Гаури достала
С нектаром бессмертья из злата чеканный сосуд:
:Джимутавахана, которого боле не стало,
Вдруг цел-невредим стал, являя тем чудо из чуд.

Ещё в большем блеске поднялся Джимутавахана,
Как-будто ни в чём не бывало, блистая красой.
В поклоне упал видьядхара пред Гаури рьяно.
Сказала Богиня — «Весьма Я довольна тобой!

Ты телом пожертвовал смело, что клад весьма ценный,
Заради другого явив состраданье своё!
Прими от меня, о, сынок дар весьма вожделенный,
И выслушай ныне ты веское слово Моё!

Тебя, о, сынок сей же час я помажу на царство:
ты видьядхаров отныне верховный король.
Лишён эгоизма и лжи, ты без тени коварства:
Себе заслужил ты, вне всяких сомнений, ту роль!

И до окончания кальпы, вселенской эпохи
Над видьядхарами власть ты прими, мой сынок.
Дела твои будут, Джимутавахана неплохи:
Всхожденье на трон твоё — есть процветанья залог!»

И, с теми словами супруга Великого Бога
Бессмертья нектаром его окропила главу.
Цветов из небес на него вдруг посыпалось много;
Забили литавры, как-будто во сне наяву…

Тогда обратился к Джимутавахане Гаруда —
— «Джимутавахана, весьма восхищён я тобой!
Тот подвиг, свершённый тобой, вне сомнения — чудо:
Отныне об этом событьи узнает любой!

Твоё благородство сегодня три мира объяло:
На стенках Вселенной, отныне записано то!
В долгу пред тобой оставаться никак не престало:
Желанный ты дар обретёшь вне сомненья за то!»

Джимутавахана сказал — «О, Властитель Пернатых,
Всё царствие нагов ты в панику вводишь собой.
Ты, славный Гаруда, не смей более пожирать их,
И ужас вселять в них: Господь да пребудет с тобой!

А те же, которых ты съел, и чьи белые кости,
Что горы составили целые на берегу,
Пускай оживут, возвратившись к родным своим в гости!»
Гаруда кивнул головою и молвил — «Угу!»

Не буду я ныне губить их, на чреве ходящих,
А те, кого съел я когда-то, воскреснут пусть вновь…»
И все тут увидели нагов тех, рядом стоящих:
:В их жилах опять заструилась змеиная кровь.

Собрались там Богов Тридцатка: стихий властелины,
А также в том месте тотчас мудрецы собрались,
И змеи собрались, покинув Паталы долины
На пике великой горы, устремившейся ввысь.

Поэтому, ввысь уходящие горы Малая,
Назвали тогда «Троемирье». В миру под Луной
Победы монарху Джимутавахане желая,
Князья видьядхаров собрались единой стеной:

По милости Гаури все видьядхары узнали
Историю эту весьма досконально о нём.
С торжественной пышностью те его короновали —
— «Свети, государь-император как Солнышко — днём!»

А после, совместно с роднёю а также друзьями,
Покинул он эту страну что так схожа на Рай.
Несомый по ветру видиядхаров князьями,
Он в гор Гималайских тотчас же отправился край.

Так, стал он царём видьядхаров, живя в этих горах.
Живя там совместно с родными он жил — не тужил.
С ним сиддх Митравасу ушёл, что был так ему дорог,
А также отец вместе с матерью вместе с ним жил.

Ушла в Гималаи с ним дивная Малаявати
А также ушли с ним в те горы иные друзья.
И змей Шанкхачуда, спасённый ушёл туда, кстати,
Оставив, немного позднее Паталы края.

Так правил Джимутавахана там долгие годы
И жезл, что усыпан алмазами в длани держал.
Его получил он, пронизанный духом Свободы,
За то, что свою жизнь в благо существ всех отдал…»

Так, эту закончив историю, молвил Ветала —
— «Вопрос мой услышав, ответь на него, государь
Заслуг добродетели в себе вмещает немало
Джимутавахана, что стал видьядхаров всех царь.

И змей Шанкхачудаи имеет достоинств немало
Он полн добродетели доверху, как океан
Кто лучший из этих двоих?: царю молвил Ветала —
Иначе глава твоя лопнет: все то — не обман!

Веталу царь выслушав молвил, нарушив молчанье
Джимутавахана всегда подвиги совершал
С рождений прошедших его тянутся достоянья
Он духом самоотреченья извечно дышал

Поэтому, не удивительно: я полагаю,
Что подвиг такой небывалый сей муж совершил.
Но все же короны героя: я предполагаю,
Тот змей Шанкхачуда Джимутавахану лишил.

Когда видьядхара исчез, с той скалы унесённый,
Змей долго бежал за Гарудой, что скрылся в горах.
От смерти ужасной в когтях у Гаруды спасённый,
Он, всё же настигнул его, преисполненный благ,

И плоть предлагал свою Таркшье с упорством завидным:
Поэтому видьядхару тот наг обошёл!
И тут же расстался правитель с тем весом солидным:
Мертвец потерялся, и царь вновь обратно пошёл.

Продолжение: Рассказ семнадцатый

имя

Эл. почта (не публикуется)

сайт

Δ