Истории из уст мертвеца. Рассказ двадцатый первый
10 мая, 2014
Ко древу шиншапа явился король героично.
Покойничка снова взвалил он на плечи себе,
И тронулся в путь. Ему молвил мертвец как обычно
— «Историю снова, о, царь, расскажу я тебе:
О необычайно высокой любви.
Есть город Вишала, столице подобен он Рая:
:Красив и богат, он исполнен различных чудес.
Он был украшением этого славного края,
Построен как-будто для тех, кто низвергнут с Небес.
Там правил король Падманабха, монарх достославный:
:Источником радости был он для добрых людей.
Он был царю Бали по всяким достоинствам равный,
Исполнен бесстрашия и благородных идей.
И жил в этом граде богатый купец Артхадатта.
Богатств у него было столько, что просто не счесть:
Шелка, корабли и слоны и монеты из злата —
— Того даже Богу Кувере не снилось обресть.
Была у купца того дивная обликом дочка.
Такой красоты не увидеть в миру под Луной:
:Была та похожа красой своей на ангелочка,
Что потеряв крылья, остался на тверди земной.
Когда дочь достигла уже своей юности срока,
Купец Артхадатта решил её замуж отдать.
Ведь женщинам в мире без мужа весьма одиноко.
Изволил её он купецкому сыну отдать.
Тот жителем был Тамралипти, его же родитель
Был также безмерно богат, Артхадатте под стать,
Но зятя и милую дочку в родную обитель,
Во град Тамралипти купец не желал отпускать.
Ведь дочку Анангаманджари любил он безмерно.
А ей же супруг Маниварман не по-сердцу был:
:Как горькое очень лекарство он был ей примерно,
Хоть сам он, напротив, её до безумья любил.
И, вот, Маниварман, однажды, дом тестя покинул,
А также Анангаманджари, родную жену:
:С отцом увидаться и с матерью — достаточный стимул,
Уехать чтоб в гости, на время, покинув страну.
Вот, время прошло и настало уж знойное лето,
Когда лучи Солнца пылающим стрелам равны.
На путников, что затерялись в скитаниях где-то,
Те стрелы-лучи вереницами устремлены…
Ветра-суховеи подули, что благоухают
Жасмином и лодхрой подняв с земли серую пыль:
Столбы этой пыли над твердью земною витают,
В зенит устремившись, до неба на множество миль ,
Пытаясь туда донести мольбы тверди подножной,
Чтоб Небо прислало скорей тёмных туч караван.
Но Небо не слышит те речи. Оно непреложно
Вынашивает свой секретно составленный план…
А дней вереницы, ужаснейшим зноем мучимы,
Тащились медлительно силы свои растеряв,
Как-будто бы путники нищие иль пилигримы
Ползут на оазис, в пустыне его увидав…
Все летние ночи бледны от Луны излученья:
:Весьма исхудали те, жаждя прохладной поры,
Которая шлёт эйфорию и дух вожделенья,
Лелея различных существ, населивших миры…
Анангаманджари сидела тогда у окошка
С подружкой Малатикой, зрея на мир под собой.
В шелка разодетая дива скучала немножко,
И в том состояньи тихонько качала ногой.
Покрыв себя слоем из белой сандаловой мази,
Купецкая дочь не боялась той жаркой поры:
:Купцы-богатеи, вельможи и знатные князи
Спасаются снадобьем этим от летней жары.
И вот, наконец, вдруг узрела Анангаманджари
Прекрасного юношу, сходного Богу Любви.
В прохладного яркого шелка завёрнута сари,
Она ощутила любви эйфорию в крови.
Тот юноша был сыном брахмана, чей род от веку
Свершал ритуалы заради владыки страны,
А имя же было младому тому человеку —
— Камалакара. Узрел он лицо той жены,
И ту же расцвёл словно камала — лотос полночный
При виде Луны, что собою украсила ночь.
Бог Кама направил свой лук знаменитый цветочный:
Влюбились так жреческий сын и купецкая дочь.
Они взглядами обменялись, и буря желанья
Стыдливости деревца вырвала с корнем тогда:
:Как-будто пылинки она унесла их сознанье.
Безумьем чревата любви эйфория всегда.
Друг Камалакары, узрев его в том состояньи,
С трудом превеликим сумел его прочь увести.
Отдавшись порыву любовному словно бы мании,
Он обернулся не раз, продолжая идти.
Анангаманджари, узнав имя юноши тут же
Ушла себе в спальню, погруженна в мысли о нём.
Она погружалась в безумье всё глубже и глубже,
Терзаясь в ужасной разлуке и ночью и днём.
Не слыша, не видя, не чувствуя, не обоняя,
Метлась Анангаманджари на ложе три дня.
Погруженна в страсть роковую та, слёзы роняя,
Скорбела о Камалакаре, молчанье храня.
И вот, наконец-то, утратив надежду на счастье,
Анангаманджари поднялась средь ночи глухой:
Она исхудала как-будто Луна в амавасью,
Весьма побледнела утратив свой сон и покой…
Накрыла просторы Земли своей чёрной вуалью,
Завёрнута в тёмное сари Владычица-Ночь.
Она осветила пространство Луны пекторалью,
А также, объятую мукой купецкую дочь.
Просунув сквозь окна резные купецкого дома
Прохладные лучики света, как-будто персты,
Луна звала дочку купца, что была ей знакома
В красивейший сад, украшали который цветы.
Пока отдыхала подружка, Анангаманджари
Тихонько покинула дом Артхадатты, отца.
Одета в красивого шёлка измятое сари,
Она отпечатала скорбь в выраженьи лица…
Минуя красивые древа, кусты алой розы,
Анангаманджари шаги направляла к пруду.
Её маршрут метили чистые девичьи слёзы,
Образовав на земле целую череду.
Стояла у этого прудика Чанди, Богиня:
Украшенна была Она самоцветами сплошь.
Великая, грозная обликом эта Богиня
Сжимала трезубец а также изогнутый нож,
Держала стрелу Она; лук и с шипами дубину;
Серебрянный щит, изукрашен эмблемой златой;
Оружье иное: Та преданна Гор Властелину,
Семьи Артхадатты всегда охраняла покой…
Анангаманджари приблизилась к Грозной Богине
И сделала низкий поклон, пав пред нею на твердь.
Воспев многократно хвалу Ей, как было доныне,
Взмолилась Анангаманджари — «Иду я на смерть!
Коль в этом рожденьи не стал он любимым супругом,
Так пусть же в другом воплощеньи он станет мне муж!
Разлука объяла меня заколдованным кругом:
Супругом таким Ты, Богиня меня удосужь!
И, произнося те слова, из накидки атласной
Та сделала на суку древа ашока петлю.
Но, всё же попытка повеситься была напрасной…
— «Не делай того, о, подружка: тебя я молю!»:
:Так крикнула ей её близкая сердцу подружка,
Что бросилась в сад, не найдя её подле себя.
Петлю перерезала ножиком эта девчушка.
Анангаманджари упала на землю, скорбя…
Когда же подружке её удалось успокоить,
Спросила та дочку купца — «О, подружка моя!
Какая причина могла тебя эдак расстроить,
Что нить ты решила рассечь бренного бытия?»
Анангаманджари, свои подавляя рыданья,
С великою болью на сердце, ответила ей —
— «Малатика, милая! Бренной юдоли страданья
Мгновения делают долгих столетий длинней!
К несчастью, с возлюбленным встреча моя невозможна:
:Завися от родичей, я живу словно во сне.
Жить с тем, кто не мил — мука адская. То непреложно,
И большего счастья, чем смерть не познать уже мне!»
Мучима стрелами Кандарпы, Анангаманджари,
Убита отчаяньем, в обморок пала на твердь.
Её по земле разметалось красивое сари.
Её состоянье собою напомнило смерть.
— «О, горе!: взрыдала Малатика — «Нет даже шанса
Стрелам Купидона противиться: истинно то!
Подруга моя на земле в состоянии транса:
:Она наказанье теперь получила за то,
Что громко смеялась над слабостью женского сердца,
В которое Бог Любви Кама направил стрелу.
Теперь он, свой выстрел содеяв, и ей задал перца
За то, что на женщин влюблённых творила хулу…»
Холодной водою обрызгав Анангаманджари,
Малатика в чувство подругу свою привела:
Проникнув сквозь кожу и плоть и богатое сари,
Её сердце мучила Бога Любви стрела.
Малатика сделала ложе из листьев кувшинки,
Анангаманджари скорее в него уложив.
Цветов та достала холодных, как-будто снежинки,
Анангаманджари их в спехе на грудь возложив,
И принялась часто махать на неё опахалом.
Сказала Анангаманджари, вся в горьких слезах —
— «Страдает влюблённое сердце в огне небывалом:
:Старанья твои не приносят особенных благ.
Придумай, Малатика, как мне устроить свиданье
С прекрасным тем юношей, что моё сердце унёс:
Лишь так ты погасишь неистовой страсти пыланье;
Лишь так разрешить можно этот нелёгкий вопрос.
Малатика молвила так своей милой подруге —
— «Анангаманджари, вот, ночь на исходе почти…
Тебе не могу отказать я в подобной услуге.
Поутру я сделаю то, что ты хочешь: учти
Теперь соберись-ка ты силой, вернувшись обратно:
В покоях своих ты спокойно уже отдохни!»
Сказала Анангаманджари — «Мне очень приятно
Твои речи слышать… Подарочек этот прими!»
И, с теми словами сняла она со своей шеи
Окраски рассвета жемчужин тяжёлую нить —
— «Малатика милая, сходна ты сказочной фее:
Заслуги твои невозможно переоценить!
Пускай же удача тебя стороной не обходит…»
И с теми словами Анангаманджари ушла
И, вот, уже в зареве алом Царь-Солнце восходит,
Своими лучами сжигая мрак ночи дотла.
И близкая эта подружка Анангаманджари
Тотчас же изволила ради неё поспешить:
Она незаметно пробралась в дом к Камалакаре,
Чтоб тайную эту задачу скорее свершить.
И, вот, отыскала Малатика юношу вскоре:
Под деревом он находился и тяжко стенал.
На лотоса листьях лежал он, пребудучи в горе,
А друг, что был рядом его веером овевал.
Он Камалакаре сказал — «Словно день ты ненастный:
:Зело опечален, ты духом заметно поник.
Глаза подними и взгляни же на сад сей прекрасный —
— Как лотос, пускай расцветёт помрачневший твой лик!»
Ответил тот брахманский отпрыск — «Анангаманджари
Похитила сердце умело из клетки грудной.
Любовь раздувая в сознании всяческой твари,
Бог Кама глумится, как с куклой играя со мной.
Цветочные стрелы его наполняют сознанье:
:Я стал для его стрел как-будто бы полый колчан.
Весьма незавидное, друг мой, моё состоянье:
:Любовной разлуки меня поглотил океан!»
Когда он закончил глаголить, покинув укрытье,
Малатика вышла, уверенна ныне в себе —
— «Несчастье твоё, о, счастливец, смогу утолить я:
:Анангаманджари меня подослала к тебе
Она передала тебе — «Какой муж благородный
Врывается в сердце красавицы как ураган,
И душу уносит оттуда, как тигр голодный
Который, как молния быстр, уверен и рьян,
И тут же уходит, оставив лишь бренное тело…
Узнай же, о, Камалакара: моя госпожа
Едва лишь тебя из окошечка дома узрела,
Безумной как-будто бы стала, в разлуке дрожа.
Готова вручить тебе жизнь и конечно, сознанье,
И денно и нощно она издаёт тяжкий плач.
Весьма незавидное это её состоянье,
Не вылечит даже весьма многоопытный врач!
По лику её текут горькие чёрные слёзы,
Что смыли с очей её чёрную краску — сурьму:
:Они словно чёрные пчёлы на лепестках розы,
Что пребывают в её аромата плену…
Коль хочешь, скажу, отчего вы получите благо…»
И Камалакара Малатике дал свой ответ —
— «Хотя твои речи звучат сладко словно бы рага,
Вселяют ужас они: в этом сомнения нет.
Надежды мои на тебя: на своё усмотренье
Твори, дорогая, что хочешь!» Сказала она —
— Когда же Владычица-Ночь полонит всё творенье,
И, словно фонарик зажгётся на небе Луна,
Анангаманджари я выведу в сад её дома.
А ты жди снаружи: тебя я туда проведу.
Любовью к своей госпоже непрестанно влекома,
Тебя и Анангаманджари я ночью сведу!»
Возрадовав сердце несказанно Камалакаре,
Подружка Малатика сразу сокрылась из глаз…
И вот, появилась она пред Анангаманджари,
Купецкую дочь приведя своей речью в экстаз.
Вот, день уж к концу подошёл и Дневное Светило,
Преследуя зорьку заката, исчезло за ней.
Своим благодатным сияньем Луна осветила
Существ Бренной Тверди, распластанной прямо под ней…
Увидя Луну над собой, сонмы лилий полночных
Раскрыли свой венчик жемчужно-прохладным лучам —
— «Богиня Лакшми пооставила принцев цветочных,
Что лотосы звутся и ныне направилась к нам!»
Восславили лунный триумф все сверчки и цикады,
И в рощах запел всем известный певец — соловей.
А Камалакара, исполненный духом отрады,
Готовился ныне изведать любви апогей.
К воротам садовым у дома Анангаманджари
Он молча пришёл, сокрываясь от света Луны.
И, вот, он услышал шуршанье атласного сари:
Малатика выплыла, как привиденье из тьмы.
Она провела его в сад, сокрываясь от света:
Там, в рощице манго его ждал роскошный сюрприз…
Попавшие столь безотрадно в Кандарпы тенета,
Те встретились ночью, инкогнито снова, «на бис».
Увидев лишь только друг друга, весь стыд поутратив,
Навстречу друг другу они побежали тотчас:
Так путник в пустыне запасы воды все истратив,
Бежит на оазис отчаянно — не напоказ…
Его обняв шею, Анангаманджари сказала —
— «Увидела я, о, любимый тебя, наконец!»
Не вынесло сердце её тех эмоций навала:
Оно разорвалось и ей пришёл тут же конец.
Упала на землю сырую Анангаманджари,
Как-будто лиана, которую ветер сорвал,
Её разметалось по тверди богатое сари,
И, Камалакара всё то пережив, прошептал —
— «О, горе мне, горе! О, как то несчастье случилось?!»
И тоже упал рядом с нею недвижно на твердь,
Но, вот, через время опять его сердце забилось:
:Его по какой-то причине оставила Смерть.
Анангаманджари он взял тотчас же на колени,
Предавшись безумию, он стал её целовать,
Её обнимал он, сокрытый в полуночной тени,
И не прекращал во весь голос над нею рыдать.
От тяжести горя его сердце остановилось,
И он, обездыханный бок о бок упал с ней на твердь…
Малатика вскоре на место на то заявилась
И стала оплакивать эту нелепую смерть.
И Ночь так скончалась, не выдержав скорби и боли,
И утренней зорьки багрянец объял горизонт…
Царь-Солнце, проведав, что Ночи не стало уж боле,
Поднял над надиром свой круг — пламенеющий зонт…
Узнав от садовников утром о том, что случилось,
Влюблённых друзья и родные собрались там все.
Стыд, скорбь, удивленье: всё это в умах их родилось:
Понурив главу, те стояли вокруг, на росе…
Как-будто деревья, они недвижимо стояли:
:Ведь то, что узрели они, всем устоям претит…
Что далее делать они уже не понимали:
:Об этом глаголил без слов удручённый их вид
Воистину то, что лишённые разума жёны
В семье есть причина различных несчастий и бед:
:Ничуть не страшась, нарушают они рубиконы
Традиций семьи и канонов немеркнущих Вед.
И, вот уж, отца навестив, возвратился обратно
Из Тамралипти на землю родимой страны
Супруг Маниварман и грезил при этом приятно
О страстных объятьях Анангаманджари, жены…
И, вот, он до дома дошёл, наконец, Артхадатты:
Там страшную весть услыхав, в сад супруг побежал.
Жену с ухажёром найдя, он от боли утраты
Схватился рукою за сердце и наземь упал.
Любивший жену до безумия, муж безотрадный
Был горя безжалостным пламенем испепелён.
Узрев сей спектакль ужасный и незаурядный,
Все те, кто там был издавали рыданья и стон.
И, все горожане узнав, что случилось такое,
Собрались в саду, чтоб узреть небывалый позор.
Весь город покинуло счастье и чувство покоя:
:Такого эксцесса не видел никто до сих пор!
Тогда обратились все ганы к Великой Богине,
Чью статую установил в своём саде купец,
И ревностно ей поклонялся при этом доныне:
Сказали они — «Своей дочки лишился отец.
Он зятя лишился а также хвалы и почёта.
Весь смысл его жизни утерян, Богиня, увы.
Его жизнь заполнила горя минорная нота.
Он стал беззащитной мишенью народной молвы.
Уверовав сильно в Тебя, он Твоё изваянье
По правилам всем инсталлировал в саде своём:
Купцу Артхадатте, о, Чанди, сверши воздаянье —
— Пускай же восстанут тотчас же они все, втроём!»
Услышав от слуг своих это, жена Махадевы
Тотчас повелела — «Пусть будут все живы они,
Погубленны острыми стрелами Анангадевы!»
И, тотчас же по Её слову восстали они,
Как-будто от сна от глубокого те все очнулись
И власть Бог Ананга над ними свою потерял.
При виде сего чудодейства все переглянулись,
И каждый, кто был там, хвалу в честь Богини воздал.
Потупив главу и пурпурною краской залившись,
Камалакара исчез за садовой стеной;
А сам же купец Артхадатта, в улыбке расплывшись,
Взял дочь вместе с зятем и шаг свой направил домой…
Так этот рассказ свой закончив, во мраке полночном,
Ветала опять задал очередной свой вопрос —
— «О, царь, я в ответе нуждаюсь твоём, весьма точном.
Кто из тех троих самый страстный? Скажи мне всерьёз.
А коли не скажешь, моё ты проклятье узнаешь:
:Как спелый арбуз разлетится твоя голова!»
Ответил монарх — «Коль желаньем таким ты пылаешь,
Изволь услыхать же по этому счёту слова.
Из троицы этой охвачен был пламенем страсти
Сильней остальных Маниварман, законный супруг.
У тех же двоих, что попались под Камы всевластье,
Когда он в сердца их направил цветочный свой лук,
Их страсть возросла постепенно, как пламя пожара
Из искорки малой… Ну а при свидании том
Та страсть апогея достигла, считаю, недаром,
И неудивительно, что Смерть пришла к ним потом.
Но муж Маниварман настолько охвачен был страстью
Что когда увидел супругу с мужчиной другим,
Что мёртвой лежала, он умер, предавшись несчастью,
Хоть должен был вспыхнуть как факел он гневом благим…»
Пока царь всё это глаголил, ветала сокрылся,
И царь оглянулся: его только мрак окружал.
Покойничек снова на древе том очутился,
И царь как и ране бывало, к нему зашагал…
Продолжение: Рассказ двадцать второй